И восьмой ребенок падает на поляну лютиков, но что-то не так.
Они смотрят на мир чужими глазами, и их руки им не принадлежат, и в мыслях нет ни единой собственной.
Но они знают, где должны быть, поэтому они идут.
А солнечный цветок, вздумавший оказаться на пути, смотрит слишком долго, но не препятствует.
✿
Ребенок смотрит на Ториель глазами трупа.
Ее почти тошнит на месте.
Этот взгляд запускает тараканов под ее кожу.
Ребенок склоняет свою голову.
– Вы никогда не прикладывали достаточно усилий, чтобы не позволить им умереть, не так ли? – они произносят, и мир перестает быть реальным.
Если бы она сказала, что нет, что она сделала все, что в ее силах, это было бы ложью.
Обычно она исключительно хороша во лжи, но то, как ребенок на нее смотрит, приковывает ее к земле.
Ребенок улыбается ей.
– Позволите ли вы умереть мне так же, как и всем остальным?
И у нее, в конце концов, вовсе нет права выбора здесь.
✿
Монстры, населяющие Руины, не признают в них человека. Не то, чтобы они должны.
Они идут знакомыми дорогами, и Ториель идет за ними. Она не задает вопросов, но в ее взгляде плещется сожаление.
Что-то говорит им, что это к лучшему.
Они штормом проносятся сквозь пыльный дом и едва касаются ногами ступенек, спускаясь в подвал.
И тяжелейшая дверь, запертая и недвижимая годы и годы, легко поддается их несильному толчку, открываясь нараспашку и ударив в лицо холодом морозной глуши.
Они не замедляют шаг ни на мгновение, и цветок так и не появляется, чтобы осудить их за нескончаемый список грехов.
✿
Когда Санс впервые видит женщину-из-за-двери, он знает, что это она.
Женщина-из-за-двери сопровождает человеческого ребенка, и что-то в этой картине вызывает дискомфорт.
Ребенок останавливается перед ним. Какое-то время они молчат.
– Твоя карма, – говорят они наконец, – должна была давным давно сожрать тебя заживо. Как ты вообще ходишь?
Ему удается не растеряться только силой привычки.
– Слышали когда нибудь о равновесии, дитя? – он улыбается, но его ответ кажется серьезным, – привнеси столько же, сколько и забери, и, возможно, высшие силы смилостивятся над совершенным тобой злом.
Он подмигивает. Выражение лица человека не меняется. Его улыбка тоже остается на месте.
– Наверху нет ничего святого, – они качают головой, – никакого бога, решающего, что верно, а что нет, никаких высших сил, ведущих справедливый суд. Только люди, погрязшие в грехах, и бесконечное небо, плачущее непролитыми слезами.
Ему больше не хочется быть тут. Женщина-из-за-двери пристально смотрит на него. Она не должна быть тут.
И ему хочется что-то сказать ей, но человек идет дальше, и она следует за ними, и вскоре их фигуры неминуемо пропадают в беспощадной метели.
И он остается один.
✿
- ЧЕЛОВЕК! - Папирус сияет с радостью, встречая его. Точно лучший приз, точно потрясающий подарок.
Он видит не-монстра впервые в жизни, и он восхищен и счастлив, и в этом гораздо больше ребяческого интереса, нежели стремления навредить.
Руки Папируса, в конце концов, абсолютно чисты.
– АХ? – удивляется Папирус, когда ладонь ребенка касается его макушки, – ЧЕЛОВЕК! ТЫ ГЛАДИШЬ МЕНЯ.
И ребенок улыбается, но улыбка не доходит до их глаз.
– Ты сделал все, что было в твоих силах, – произносят они сострадательно.
– КОНЕЧНО Я СДЕЛАЛ ВСЕ ЧТО МОГ! – наивно соглашается Папирус, – Я ЖЕ ВЕЛИКИЙ ПАПИРУС! Я ВСЕГДА ВЫКЛАДЫВАЮСЬ НА ВСЕ СТО!
Ребенок благосклонно кивает ему и следует дальше – очевидно впечатленный этим взаимодействием Папирус отчего-то даже не думает им препятствовать.
Ребенок перестает улыбаться в миг, когда Папирус больше не может видеть их лицо.
✿
Они ведут Ториель выше обычного прохода из Сноудена в Вотерфолл, туда, где нет запрятанной в траве тропы, но есть только голые камни и режущий ветер.
Там не их ждет рыцарь в проклятой броне.
Завидя их, рыцарь скалится, и в его сжатых пальцах формируется сияющее копье.
Ториель бросается наперерез – мерцающие огни в ее ладонях – но человек минует ее, оказавшись прямо перед рыцарем, готовым убить их.
Человек не выглядит успуганным.
– Они были просто детьми, – произносят они холодно.
Рука рыцаря начинает дрожать.
– Они были просто детьми, и ты не задумалась ни на мгновение. Это был приказ короля, и ты выполнила его. А потом ты вынула их души-
– ЗАМОЛЧИ, – кричит рыцарь, – ЗАМОЛЧИ.
– И поместила каждую из них в контейнер, – продолжили человек, и они абсолютно беззащитны, и в их ладонях нет даже сухой палки для имитации атаки, – и принесла их КОРОЛЮ и КОРОЛЬ сказал что ты проделала хорошую работу и это единственное что значило, верно?
– ХВАТИТ! – воет рыцарь, хватаясь за шлем, точно ему не хватает в нем воздуха, – ПРЕКРАТИ, ПРЕКРАТИ, ПРЕКРАТИ, ПРЕКРАТИ...
– Они были просто детьми, – произносит вновь человек, – и ты убила их и вынула их сердца и преподнесла королю, потому что он так возжелал. Убьешь ли ты ровно так же и монстрят из школы по его приказу? Придешь ли ты на урок как почетный гость, чтобы оставить в классе лишь пепел?
Рыцарь с грохотом падает на колени. Кажется, монстр внутри брони беззвучно плачет – только пластины дрожат.
Человек возвращается с прежним невозмутимым выражением лица.
– Не могли бы вы помочь мне спуститься к реке? Нам стоит обратиться за услугой.
Ториель не сразу понимает, что они говорят с ней.
✿
Речная персона улыбается им из-под капюшона.
– Кажется, у вас осталось немного времени, – они произносят участливо, – мы успеем, если возьмем курс на новый дом, но нам придется пропустить Лабораторию.
Человек вздыхают:
– Все в порядке. Все равно мне нечего ей сказать.
Речная персона кивает.
– Забирайтесь на борт.
✿
Монстры, населяющие Новый Дом, молча пропускают их вперед. При виде королевы они кланяются ей, но при виде человека – отводят взгляд, точно их здесь нет.
Монстры – долгожители, и они еще помнят первого ребенка.
Золотой зал, залитый светом, пуст, храня в себе лишь тени кровопролитий, и человек молча шествует через него – неправильные и непонимаемые, дитя с бывшей королевой в лакеях. Когда они жмут на ручку двери, ведущей в королевский зал, в них нет ни капли трепета.
Король не ждет гостей; он поливает лютики.
– Тебе стоит заварить чай, – холодно произносит человек. Они неуважительно неформальны.
Король вздрагивает перед тем, как обернуться. Он смотрит на королеву с сожалением. Он смотрит на человека, как на призрака.
Он молча подает им чай.
– Что– начинает наконец, отчего-то колеблясь, но человек перебивают его:
– Место, где ты хранишь все души. Приведи меня туда.
Асгор долго смотрит на них. Он медленно качает головой.
– Сколь бы ужасающим и отвратительным это не было, мы нуждаемся в них. Монстры нуждаются в них. – он не выглядит радостным.
– Души этих детей не принадлежат и никогда не принадлежали тебе, – хмурится человек, – ты не имеешь права мешать мне.
– Они были украдены, – соглашается Асгор, – но они несут надежду монстрам. Надежду на то, что однажды мы сможем снова получить солнце, которое у нас отняли.
Он держится стойко, но его пальцы дрожат. Старый и глупый король.
– Если надежда монстров требует смертей детей, то монстры не заслуживают надежды, – твердо отрезает человек. Кончики их волос неестественно шевелятся. Что-то в том, как они держатся на стуле, тошнотворно-неправильно.
– Любой заслуживает надежды, сколь бы ужасна она не была.
Человек смотрят на него очень долго. Они хмурятся.
– Это не то, в чем у тебя есть право голоса. Ты не можешь удержать от меня то, что никогда не было твоим.
– Но разве они принадлежат тебе? – тихо спрашивает Асгор. Он звучит искренне.
Человек оглядывается на что-то невидимое.
– Да, – говорит он уверенно, – они разрешили мне.
Асгор замирает. Маленькая ложечка трясется в его крупной ладони. Он смотрит куда-то очень-очень далеко.
– Хорошо, – говорит он тихо, - иди и забери их.
И человек идет.
И запертые души мигают им вместо приветствия, и они проскальзывают сквозь стекло, чтобы оказаться меж ладоней человека, теплые как угасающее солнце, и они прячутся там, где еще бьющееся человеческое сердце. Человек удовлетворенно мычит, прежде чем развернуться и отправиться дальше.
За каждым их шагом идет новый шаг, и вот Асгор и Ториель уже бесконечно вдали, и вокруг человека формируются силуэты – широкая бандана вокруг головы, остроконечные балетки на ногах, круглые очки на переносице, обгоревший фартук накинут через шею, протертая ковбойская шляпа прячет волосы, и красный-красный медальон – на шее, совсем близко к сердцу, полный воспоминаний и боли.
Барьер перед ними сияет мощью, кажущийся непостижимым, мощнейшее заклятье из сгинувшей эры, избыточное, но все еще эффективное. Одной его ауры достаточно, чтобы склонить любого на колени и развернуть назад.
Они касаются его голыми пальцами и вместе с проявляющимися свежими ожогами барьер начинает трещать.
И они толкают ладонь вперед-
И его никогда вовсе не существовало,
только оглушительный хруст напоминает о произошедшем.
Человек оборачивается назад, на короля и не-королеву, и вместо зрачков у человека только белый белок, и артефакты минувших эпох медленно блекнут на них, и человек не произносит ни слова.
Человек поворачивает голову назад и ступает во свет.
✿
Коснувшись солнечного света, человек впервые за путешествие выглядит как настоящий ребенок. Они растерянно разглядывают обожженные руки и прекрасный, но незнакомый горный пейзаж. Все в том, как они себя преподносят, внезапно отлично.
Но они все еще, несомненно, полны Решительности.
(с) Кью